Проект “Дача — это тело” завершает серию публикаций интервью с художниками, его воплощающими, по итогам этого — первого для проекта — лета. Сусанна Воюшина, Елена Гуткина, Дмитрий Мельников, Таня Роман, Джон Коллингсвуд и Лёля Власенко исследовали и объединяли пространства Варьякки в окрестностях Оулу на севере Финляндии и Калинушки, расположенной под Архангельском. Они делали это с помощью современного искусства, технологий и традиционного садоводства. Лёля Власенко журналист и автор из Москвы, работающая в Оулу, — поговорила с остальными участниками проекта о том, как именно работает эта комбинация.
Это интервью взято в Варьякке. Там живут танцовщица и хореограф Таня Роман, родившаяся и выросшая на севере Финляндии, и художник и диджей Джон Колингсвуд, который родился и учился в Уэйльсе, — художественные руководители исследования “Дача — это тело”.
Примерно пятнадцать лет назад Таня и Джон познакомились в Англии, а потом, спустя, годы, переехали под Оулу и вдохновились грустной и насыщенной историей Варьякки. Сто лет назад здесь была одна из самых крупных лесопилок в Европе, привлекающая рабочих из Швеции, Финляндии и России, и жизнь в целом била ключом. Потом, после биржевого краха 1929-го года, лесопилку закрыли, рабочие разъехались, а сама Варьякка наполнялась духом забвения. Его и принялись разбивать Таня Роман и Джон Коллингсвуд с помощью современного искусства и общественного сада — и продолжили в рамках проекта «Дача — это тело».
Что было самым сложным на этом пути?
(Оба смеются)
Таня: Это развивающийся проект, и конца края тому, над чем мы работаем и хотим работать, нет. Главное — мы стараемся физически привлечь людей к участию в культурных событиях. Мы видим результат: люди приходят. Однако хочется, чтобы приходили еще больше. Особенно те, кто не привык в принципе участвовать в культурных мероприятиях…
Меня вдохновляет то, что происходит в рамках проекта “Дача — это тело” в России. Казалось бы, даже слова подходящего нет, чтобы описать то, что мы в искусстве и танце называем “community-based”. Сейчас мы ищем способы — и слова, — чтобы их описать и вовлечь людей в процесс сотворчества. Ощущения от этого восхитительные.
Самые близкие понятия к тому, что в мире западного искусства называется “community-based” и «site-specific» — это предметно-ориентированное или средовое искусство. Ни там, ни там нет слова “сообщество”.
Таня: Да, в такой терминологии не хватает людей. В особенности из-за этого так вдохновляет то, что происходит сейчас в Калинушке — попытка выстроить глубокую связь с живущими там людьми. Мы делаем нечто новое, нащупываем и исследуем его, и название к этому подыскиваем — я и не ожидала, что столько потрясающих впечатлений принесет наш проект.
Джон: Может быть, это прозвучит скучно, но я тут во всем согласен с Таней. Самое сложное — выстроить связь с местными жителями. Потрясающе выглядят усилия художников в России — как они переориентируют свой опыт и развивают его в новые практики взаимодействия с людьми. И как они чувствовали и интерпретировали замысел проекта — не так это просто, пробовать понять, как превращать людей вокруг в сотворцов… Видеть, как не(до)понимание превращается в четкое осознание и планирование — отдельная благодать.
Таня: Это все укладывается в логику старых рассуждений о капитализме: люди так привыкли ориентироваться на то, что их, а что не их, — и размывать эту границу столь непросто. Один из инструментов тут — непривычное действие: танец в саду, к примеру. Такой бесценный этот выход за рамки общепринятого! Так, в начале лета я танцевала в саду одна, а в конце — уже в окружении многих людей, живущих в этой местности, которые присоединились по моему приглашению…
Одна из важных составляющих проекта — время и его (пере)осмысление. Проект долгоиграющий и включает в себя садоводство, которое связано с ожиданием, надеждой, путешествиями из прошлого в будущее и обратно: что ты сделал, чтобы проросли семена, что ты хочешь увидеть на клумбе… Каковы ваши отношения со временем в целом и временем, которого требуют перемены в (со)обществе?
Таня: Я ощущаю, что время вовсе не линейно — огромное количество людей в нашем обществе ощущают обратное и чувствуют, что должны под него подстраиваться, точнее, встраиваться в общепринятый график. Безусловно, рост растений перекликается с тем, что всходит в обществе, когда в него брошены семена искусства.
Джон: Этот проект — очень необычный, если говорить о времени. Длится он три лета — три раза по три месяца интенсивной работы на локации и особенно в саду. Это, в свою очередь, дает ощущение цикличности. Цикличности и закольцованности. Виток этого лета был насыщенным, полным исследования, планирования и обсуждений. Много нового случится на следующем.
Таня: Искусство, созданное в определенном пространстве совместно с его обитателями и для них, — сродни садоводству: очень много времени занимает ожидание того, когда результат, наконец, будет, виден. Но появляется первый росток — и вот уже события сменяют одно другое, их видят и о них слышат всё: происходит живая жизнь. Но сначала надо ждать. А прежде — удобрять почву и сеять.
Вы использовали разные методы, чтобы соединить пространство Варьякки и Калинушки — что было особенно непросто, потому что первое лето проекта больше посвящено исследованию и планированию, чем созданию предметов искусства и организации культурных событий. Какие инструменты — будь то хореография и танец, садоводство, аудиоинсталляции, которые вы использовали этим летом, — показали себя эффективными, чего, наоборот, не хватило?
Таня: Мы ко всем этим инструментам, конечно, обращались, но главным образом концентрировались на каких-то основополагающих принципах поддержки друг друга. Мы старались помочь нашим коллегам в России понять суть проекта и усилить её реализацию, укрепляя нашу невидимую связь, которая в итоге меняет и Варьякку, и Калинушку. Так что самый главный наш инструмент — попытка достичь понимания, укрепить веру в себя и друг друга и друг другу помочь. Иногда главный инструмент для того, чтобы дело продвигалось, — это просто сказать: «Отлично! Здорово у тебя получается!»
Джон: Разговор, действительно, один из главных «инструментов», которые мы использовали, — например, чтобы друг друга вдохновить. Мы делились и продолжим еще больше делиться историями, которые мы слышим и проживаем, и опытом. Одним из важнейших наших соединений был блог, и он будет развиваться…
Таня: Ещё мы старались привнести в пространства друг друга чувственные элементы. Запах, вкус. Например, мы посадили свёклу и будем варить русский борщ. А команда в Калинушках вырастила салат и будет делать классический финский салат. Вкус даёт ощущение присутствия. Лично побывать в Калинушке мне тоже, безусловно, хотелось бы. Но пока побываю там, в частности, с помощью своих вкусовых ощущений. Также мы используем технологии, чтобы связывать наши два пространства, но это — отдельная большая тема…
Одиноко ли вам при таком подходе к созданию искусства? Или он — в особенности из-за ограничений, которые привнес в реальность Коронавирус, — обречен завоевывать все большую популярность? Такая экологичная эволюция создания искусства…
Таня: В каждой стране по-разному. В Финляндии, к примеру, этот процесс — создание искусства в конкретном месте вместе с его обитателями — развивается довольно активно, но ещё не так распространен, как, скажем, в Великобритании. Сложно сравнивать — ведь везде свой контекст.
Надеюсь, Коронавирус действительно играет на пользу более широкого распространения такой формы искусства. Работа на природе и снаружи «традиционных» помещений вроде музеев из-за вируса не могла не вдохновить на эксперименты. Художники — и вообще все — просто вынуждены искать новые способы творчества.
Пусть ситуация с Коронавирусом налаживается, и мы сталкиваемся всё с меньшим количеством ограничений. Люди, надеюсь, прошли точку невозврата, когда очевидной и неизбежной стала необходимость выйти за грани привычного.
Джон: Уже несколько лет как наша миссия — найти такие способы международного сотрудничества, которые бы не предполагали путешествий. Мир из-за эпидемии был вынужден искать такие же. В итоге люди теперь чувствуют себя более комфортно, когда сотрудничают через созданные для этого сети и инструменты — без необходимости находиться всем в одной комнате.
Таня: Это совершенно созвучно нашей миссии — и лично я чувствую, как Коронавирус поубавил саму потребность путешествовать. Я могу путешествовать по-другому теперь, и надеюсь, что многие тоже — в этом есть много заботы об окружающей среде.
Как такой подход повлиял на ваш личный опыт сотворения объектов искусства?
Таня: Мы живем в самой Варьякке, и в каком-то смысле это накладывает ограничения. Я выросла в среде, в которой мне постоянно напоминали о том, что могут подумать окружающие. Тсс, говорили мне, не делай того, что хочешь, чтобы не подумали чего. Такой опыт — и не знаю уж, многие ли под этим подпишутся, но многие деревенские жители Финляндии точно будут солидарны, — предполагает преодоление. Чувствуется потребность пересилить это наследие страха о том, что подумают другие, — например, когда танцуешь в саду, где принято заниматься садоводчеством.
Общественные сады Варьякки совершенно открыты постороннему наблюдателю, и там тебя могут видеть люди, которым знакомо твое лицо, но которые не знают тебя как танцора, как художника. Проект «Дача — это тело» вдохновлял меня на то, чтобы справиться с этим осознанием. Другой источник вдохновения пребывал в надежде на то, что и наблюдатели иначе посмотрят на это место — и другие места тоже, даже если современное искусство им, в общем-то, не близко. Любопытно, как они переосмыслят эти пространства, наблюдая там художественную активность, — пусть даже слова, её описывающие, найдутся не сразу…
Во многом вся эта история — про расширение границ. Моей и людей, что живут вокруг меня в этой деревне. И я надеюсь, нам удастся так хорошенько раздвинуть эти границы, что люди начнут использовать эти пространства неожиданным образом — а не просто наблюдать за экспериментами художников.
Джон: Свобода, которую несёт проект, позволила мне расширить свой опыт создания арт-объектов, освоить новые методы их изготовления. Впервые в жизни, к примеру, я стал использовать деревянные объекты, созданные при смягчении дерева под паром или вымачивании (мебель, которую так изготавливают, называют венской). Было очень непросто — не сравнить с тем, что приходилось решать, работая на сцене и для сцены, с электричеством и проекциями. Сам акт создания чего-либо стал более физическим что ли. Надеюсь, так будет и дальше.
Таня: Мне нравится творить в определённом месте, вдохновляясь им и вдохновляя его обитателей к сотворчеству. Но что-то есть особенное в том, что это место совпадает с твоим местом жительства. Возникает, например, такой вопрос: считают ли меня городской сумасшедшей или деревенской дурочкой, или это ещё впереди (смеётся)?
Keho on Dacha 